Сибирь, Сибирь…
(Размышления о Сибири, написанные 27.01.2007 г., 01.03.2008 г и 02.03.2008 г.)
01.03.2008 г. (ГЗ МГУ, Москва)
Сегодня ночью закончил читать книгу Валентина Распутина «Сибирь, Сибирь…», которая навела меня на размышления о Сибири и о своей причастности к ее судьбе… и отчасти изменила мою судьбу.
<lj-cut>
Сначала о книге
Книга Распутина редкий случай, когда от книги остаются только положительные впечатления. Изданная в 2007 в Иркутске в издательстве Сапронова «Сибирь, Сибирь…» являет собой сочетание прекрасного альбома сибирских видов фотографа Бориса Дмитриева и настоящего профессионального текста Валентина Распутина. Отличная полиграфия позволяет раскрыться красоте фотографий Дмитриева, они поглощают, растворяют на сибирских просторах. Но текст не дополняет фотографии – они живут вместе и вместе ведут рассказ.
«Сибирь, Сибирь…» состоит из цикла повествований из которых каждое ведет к размышлениям писателя о той или иной стороне жизни Сибири. В «Транссиб»е, «Кругобайкалка»е он мастерски глубоко рассказывает о том подвиге, который совершили сто лет назад строители и инженеры соединив Сибирь с Россией; в «Тобольск»е представлены размышления о судьбе города, во время и после его расцвета, в «Русском Устье» Валентин Григорьевич дает возможность нам прикоснуться к разрушающейся затерянной на Севере русской самобытной цивилизации; «Вниз по Лене-реке» пропитан любовью к природе и властности сибирской тайги, а также размышлениями возвращении обратно к городской жизни; «Байкал» - песня подлинного патриота своей Родины, песня жемчужине Сибири, песня борьбы с государством за спасение этого чуда природы.
Книга начинается сюжетом «Сибирь без романтики» и заканчивается сюжетом «Моя и твоя Сибирь», где автор буквально кричит о необходимости бережного экологического подхода и уважения Сибири. Написанный с гениальной чуткостью текст не оставляет равнодушным. Он же явился одной из причин, подвигнувшим меня написать заявление об увольнении из Института региональной политики, как организации потворствующей хищническому разбазариванию богатств Сибири.
А теперь то, что я написал месяц назад
27.01.2008 г. (ГЗ МГУ, Москва)
Так получилось, что последние полтора года я непосредственно занимаюсь «развитием» Сибири. Сначала Норильск, потом Приамурье, далее Красноярский край, теперь Томская область. Книга Распутина меня вывела к одному серьезному вопросу – а имею ли я моральное право заниматься Сибирью? Кто я для Сибири такой, чтобы своими руками и мозгами разрабатывать программы и стратегии развития Сибирских регионов, писать бизнес-планы строительства индустриальных гигантов на этой земле?
Да – никто и права не имею. Я родился и вырос в степном Предкавказье, сейчас существую в московском мегаполисе, а в Сибири я не жил, это чуждая мне страна. За все годы я едва ли провел 4 полных месяца на сибирской земле и при этом умудрился побывать почти везде от Тюмени до Владивостока и от Ямала и Норильска до Горного Алтая. Вот именно что побывать, схватить отдельные виды, наскоком быть очарованным Байкалом или Обью, искупаться в Колыванском озере и в Японском море, но все это было быстро-быстро. И почти без соприкосновения с природой. Очень редко когда удавалось просто смотреть на природу, но как правило это был в движении. А так, чтобы просто на одном месте… пожалуй только однажды… в августе 2004 года я забрался с другом на одну из скал в окрестностях Усть-Кута, что в Иркутской области. Внизу лежал залитый августовским ласковым солнцем город-станция, город-порт. Искрилась по солнце река Лена, собирающая отдельные части Усть-Кута воедино, а дальше была тайга, сопки – бескрайние-бескрайние. Итак, мы просидели достаточно долго, наблюдая за изменением солнечного освещения, вглядываясь в черты окрестных сопок… какой маленький внизу город и какая великая тайга.
Не уверен, что у меня получилось почувствовать этот простор так, как у сибиряков, но усть-кутские впечатления остались одними из самых ярких. Сейчас я понимаю, что все равно это были впечатления очарованного туриста, но не человека, который чувствует эту землю.
И если тогда, будучи студентом я не приносил никакого вреда Сибири, то сейчас я опосредованно его приношу, ибо институт, где я работаю, является активным пособником разбазаривания богатств Сибири. Мы это облекаем в благородные идеи развития страны, называем благородными целями «снятия инфраструктурных ограничений» для развития, но по сути помогаем крупному бизнесу и администрациям регионов растаскивать богатства. К чести первых они не скрывают своих целей, тогда как чиновники опять же облекают свои слова в лжеблагородные цели развития своих регионов, но скорее решают свои узлоличностные вопросы и опять же небескорыстно помогают «бизнесу» гробить Сибирь. Во всех этих программах и бизнес-планах Человеку, Местному населению уделено меньше всего внимания. Нас интересует лишь численность трудовых ресурсов и возможность построить в срок ту или иную гидроэлектростанцию.
Среди нас нет сибиряков, мы не интересуемся мнением местных жителей, у нас даже часто нет времени, для того, чтобы сходить в местный музей или хотя бы день-два прожить спокойно в том регионе, которому мы должны планировать будущее на ближайшие 20 лет! Нас не интересует прошлое, только статистическая ретроспектива последних 8 лет. Как будто до ВВП жизни в Сибири не было! Наглый, ханжеский подход к стране…
Мы тешим свое тщеславие тем, что потом тепловую станцию в Якутии назовут им. О. Лысака, а железную дорогу в Бурятии им. А. Крамаренко (а тщеславие – это грех, но вместе с тем, если местные жители через 30 лет в знак благодарности назовут электростанцию в честь одного из моих друзей, то я не буду против); тешим еще и тем, что если хотя бы 1% из того, что мы придумаем, реализуется именно на благо Сибири, а не отдельных лиц, то жизнь и труд не пропадут зря. И именно последнее заставляет меня ежедневно идти на работу, понимая, что все равно совершаешь сделку с совестью. Хотя в Москве, городе бессовестном и бездушном, вряд ли есть работа, не противоречащая совести.
И как бы я не пытался в ходе командировок, вырвать от общения с чиновничеством, побольше посмотреть город и регион, купить и прочитать книг о нем, мои ощущения останутся поверхностными. Для моих коллег-негеографов новый регион Сибири вообще не оставит отпечатка в душе…
К чему я все это говорю, а к тому, что задаваясь целью определять направления регионального развития, запуская огромные индустриальные и транспортные проекты, мы делаем это без души, механистически, «забивая» на экологию и социалку, что по отношению к Сибири, как и к любой другой земле выглядит кощунственно. Это отнюдь не означает, что надо прекратить заниматься Сибирью – ей займутся подобные нам «бутики стратегий», у которых еще меньше географов и которым Сибирь еще более безразлична.
Вместе с тем противоречие между моей деятельностью и главным тезисом Валентина Распутина «Оставьте Сибирь в покое, прекратите издеваться над природой» не имеет пока для меня ответа не имеет… м.б. стоит заняться Москвой или Питером – где природы уже нет…
27.01.2008 года
02.03.2008 г.
Сейчас я твердо решил более не заниматься потворством насилия над Сибирью. Я не знаю этой страны настолько… пусть она останется не тронутой моими лже-научными предложениями таким людям как Валентин Распутин или Борис Дмитриев. Уж лучше заняться подъемом социальной сферы где-нибудь в Поволжье или в Черноземье, а еще верней на Кавказе, поскольку своими знаниями я должен положительно способствовать развитию своей Родины, не грабежу далекой Сибири.
Прощай Сибирь, прости Сибирь и пусть ничего из того, что я нагородил в ИРП не исполнится…
И напоследок не поленюсь перепечатать отрывок из сюжета «По Лене-реке» в котором Распутин размышляет от судьбе человека, перед тем как вернуться в Иркутск из тайги, после сплава по Лене.
«Цивилизацию XIX века с ее свободами, законами, экономикой, финансами и политикой, с ее безнравственностью и безбожностью русская литература (Л. Толстой, Ф. Достоевский, В. Розанов) назвали кабаком. Постоянное пребывание в кабаке, где все подчинено «праву» кабака, даром не проходит. В 19 веке еще не был придуман всесветный рупор всесветного кабака – телевидение, литература не навязалась зазывалой в кабак, предлагая срамные картинки, не ударили по ушам и мозгам с неслыханным грохотом тысячи тысяч громобоев «культуры», чьи руки и умы освободили от труда машины: тогда еще человечество не сковано было страхом «мирного» и «военного» атома, «звёзды» кино и телеслучек не избирались с восторгом в парламент, восьмилетние девочки еще не рожали и далеко оставалось до СПИДа, порождения кабака и одновременно справедливого возмездия за кабак, плода какой-то особенно отвратительной любви, которую, должно быть, не стерпел сам дьявол. Тогда еще многого не было, да и кабак конца прошлого столетия с высоты сегодняшнего кабака кажется захолустным монастырем, где не во всем придерживались общежительного устава. Но видна была, как говорится, тенденция, взятое цивилизацией направление, которое и привело к настоящему, повальному, «вальпургиеву» кабаку и пошло дальше, в задние комнаты кабака, в кабак кабака, принявшись по образцу последнего устраивать мир.
К какому после этого обращаться разуму, к какому взывать милосердию?! Растлены и они, и совет, милость, которые могут быть ими даны, будут жестом случайного умиленного настроения насильника, на минуту осознавшего себя жертвой. Общественный разум, понятие само по себе безадресное, стал еще и понятием узаконенной «свободами» жестокости, и измениться к лучшему в условиях кабака он не может, а будет падать все ниже и ниже.
И где же, в чем же спасение, есть ли оно? Этот вопрос и звучит беспомощно – как из пустыни, из ничего, из безжизненного пространства, куда, словно в могилу, опадают неоплодотворенные завязи людских дел и мыслей. Спасения негде больше искать, как в человеке. Это ненадежное место, но и другого вовсе не. Оно может быть только в том человеке, который этимологически выпадает из своего имени, ибо не внем чело и дух нашего прыткого века. Образ и дух времени, как это ни прискорбно, - в рабе человечьего, в человекоотступнике, в сплотившихся в «переводом человечестве» шулерах, ведущих кругосветную подложную игру с небывалыми ставками.
Это – человек в принятой сегодня норме, в праве, в обыкновении. Несть ему числа. Но не по числу, ни по множеству дается суть, из которой выписывается имя, и согласиться и попустить, чтобы человекоподобные усвоили и унесли с собой звание человека, сложенное из Божественного замысла, значит всё предать, всё отдать – и прошлое, и будущее – и окончательно поклониться… Нет, тот, в меньшинстве, в загоне, в насмешках и нищете, сердце которого перегоняет кровь нерастанно с вечными заповедями; тот, кто уцепился и не даётся, у кого не загасли благородные цели и светлые идеалы, кто живёт не «самозахватной», не выдернутой из общей почвы жизнью, а жизнью подхватывающейся, имеющее «строительное» продолжение; тот, тело которого в дуще, как в чистоте и ограде, - тот и только тот сущий человек, ему принесены были дары и испытания. Пусть нечистый своему излюдевшему подданству вытягивает имя из собственного словаря, мы остаемся человеками.
Человек к человеку, человек к человеку, друг друга замечая, понимая, друг другом прирастая, общностью облегчая мучения… С неколебимостью первых христиан, которые поверили в Спасителя, верящих в воскресенье Человека, готовых во имя его на гонения и проклятья, на любые претерпения, от жертвы к жертве укрепляющихся духом, усиливающихся подвигом стояния… как первые христиане. И так, с муками, стонами и надеждой до тех пор, пока новый император Константин в своём отечестве не возрадуется спасённому человеку и дело спасения не объявит государственной религией.
Есть ли на это полная надежда? Как знать!.. Ответ в нас, в нашем образе жизни. Но если б и не было, если не дождаться никогда чаемого воксресенья, - все равно: жизнь прожить в укрепи, не согласиться на прах животный, остаться человеком и оставить после себя человеком – что может быть одобрительней при сходе в залу суда?!
Но почему здесь и сейчас эти мысли, эта пытка, это сильное, до задыха, ощущение окаянства жизни? Здесь, вблизи первородного куска данной человеку обители, на выезде из неё, когда, казалось, только-только сделан запас прочности и окрепла, отмутилась на чистом воздухе душа?
Да, но и востребовала! Там, в своих больших городах, как в раскинутой вязкой паутине, мы, обессиливая себя, бьем крылышками, а Нечто, будто брюхатый паук, невидимый, огромный и плотоядный, сосет нашу кровь и наш разум – порциями, помалу, до той меры, чтобы это отчаянное трепыхание крылышками представлялось жизнью, да еще и в садах «цивилизации». А отсюда, с высоты прошлого, прояснившимися неотсосанными глазами открылось, что можно и нужно по-другому. Сначала не начать, но вперёд не там, куда нам велят смотреть.
…Опять кружила, выпетливала ход свой Лена, делала широкие боковины – до того не хотелось отдавать себя в чертоги человечьи.» («Сибирь, Сибирь…» (стр. 474-478)
Мне даже любопытно кто, кроме меня, прочитал этот отрывок из книги до конца? Не правда ли очень красиво и образно отмечена наша жизнь?! Сегодня в этой стране опять «выберут» кабак на ближайшие 4 года, грустно…
P.S. «Сибирь, Сибирь…» я купил на выставке Non/fiction №9 в ноябре 2007 года. В Москве более не разу не видел этой книги в продаже. Она есть на Озоне http://www.ozon.ru/context/detail/id/3155119/ , но стоит весьма прилично (в 3 раза дороже, чем на выставке), хотя она того, стоит.
P.S.2 Всё, написал что хотел, теперь можно и к диссертации приступить…
